11 декабря 2011

Война банков против народов

Становление европейской олигархии

Майкл Хадсон
Бывший экономист Уолл-стрит, профессор Университета Миссури


Frankfurter Allgemeine Zeitung 
3 декабря
 «Der Krieg der Banken gegen das Volk»

Самым простым способом объяснить финансовый кризис в Европе можно, рассмотрев суть предложений, направленных на его разрешение, кои воплощают собой заветную мечту банкиров и являются для них спасательным комплектом уступок, на которые не согласится ни один разумный европейский избиратель в случае проведения демократического референдума. На опыте дважды проведённого в Исландии референдума, когда граждане этой страны не одобрили правительственный план капитуляции и погашения потерь британских и голландских банков, возникших в результате неудовлетворительного регулирования зарубежных операций исландских банков, банковские стратеги решили больше не подвергать свои планы риску непредсказуемых результатов демократического референдума. В отсутствие такого референдума массовые демонстрации стали единственной возможностью для греческих избирателей высказать своё отрицательное отношение к приватизации в размере 50 миллиардов евро, которую потребовал провести Европейский Центральный Банк осенью 2011 года.

Проблема заключается в том, что у Греции не хватает денег для выкупа собственных долгов и погашения процентов по займам. ЕЦБ требует продажи государственных объектов - земель, водопроводных и канализационных систем, портов и пр., а также урезания размеров пенсий и других социальных выплат. Те самые 99% населения, по понятным причинам, испытывают сильное негодование оттого, что именно богатая верхушка несёт ответственность за дефицит бюджета, переведя только в швейцарские банки 45 миллиардов евро. Нельзя не понять возмущение людей, живущих только на зарплату, у которых отнимают пенсии, с тем чтобы выплачивать долги, возникшие в результате действий уклоняющихся от уплаты налогов лиц, при этом отмена налога на богатство, введённая во время режима «черных полковников», действует до сих пор.

Демократическая политика налогообложения должна восстановить прогрессивный подоходный налог и налог на собственность, а также штрафование в случае уклонение от их уплаты. Начиная с 19 века демократические реформаторы стремились к освобождению экономики от потерь, коррупции и «непроизводственного дохода». Тройка ЕЦБ, в свою очередь, вводит регрессивный налог, который возможен только при передаче полномочия на политические решения в руки неизбранных технократов. Этот термин является циничным, с оттенком научности эвфемизмом для обозначения финансовых лоббистов или бюрократов, узкий кругозор которых прекрасно подходит для выполняемой ими роли полезных идиотов в интересах их спонсоров. Их идеология представляет собой отражение философии жёсткой экономии, которую Мировой Валютный Фонд навязал в 1960-1980-х годах должникам из стран третьего мира. Заявляя о необходимости стабилизации платежей и устанавливая свободные рынки, эти функционеры продали экспортные сектора и базовую инфраструктуру покупателям из стран-кредиторов. В результате принявшие план жёсткой экономии страны были вынуждены залезть в ещё большие долги, беря займы у иностранных банков и собственных олигархов.

Именно на этой беговой дорожке стоят сейчас страны еврозоны с социальной демократией. Ввиду чрезвычайного финансового положения, зарплаты и уровень жизни будут понижаться, а политическая власть перейдёт от избранного правительства к выступающим от лица крупных банков и финансовых институтов технократам. Рабочая сила государственного сектора будет приватизирована и лишена поддержки профсоюзов, в то время как социальное обеспечение, расходы на пенсионные программы и здравоохранение значительно сокращены.

Это основной сценарий, которому следуют корпоративные рейдеры при опустошении пенсионных программ, чтобы расплатиться со своими кредиторами путём приобретения компаний за счёт заёмных средств. Именно таким образом была приватизирована экономика бывшего Советского Союза после 1991 года, когда объекты государственной собственности были переданы в руки клептократов, сотрудничающих с западными инвестиционными банками с целью сделать привлекательными для глобальных финансовых рынков фондовые биржи России и других стран. Налоги на собственность были сокращены, введён фиксированный подоходный налог (кумулятивный налог в Латвии достигал 59%). Промышленность прекратила своё существование, поскольку права на землю и полезные ископаемые перешли к иностранным инвесторам, экономика всё больше увязала в долгах, квалифицированная и неквалифицированная рабочая сила была вынуждена эмигрировать за рубеж с целью найти там работу.

Используя в качестве предлога целенаправленную политику стабильности цен и свободных рынков, банки создали пузырь на рынке недвижимости, покупаемой в кредит. Рентный доход был превращён в банковские займы и выплачивался в виде процентов. Это принесло банкам громадные прибыли, однако, страны Прибалтики и большей части Центральной Европы оказались к 2008 году в затруднительном долговом положении, имея отрицательный капитал. Неолибералы аплодировали сокращению в этих странах размеров заработной платы и  ВВП, выдавая их за историю успеха, поскольку эти государства перенесли налоговое бремя с финансов и собственности на трудовое население. Правительства помогли банкам за счёт налогоплательщиков.

Общеизвестно, что решение любой масштабной социальной проблемы имеет тенденцию создавать ещё бóльшие проблемы. И не всегда это делается непреднамеренно. С точки зрения выгоды финансового сектора, «решение» кризиса еврозоны заключается в полном отказе от целей Прогрессивной Эры прошлого столетия, которые Джон Мейнард Кейнс в 1936 году с надеждой называл «эвтаназией рантье». Идея заключалась в подчинении банковской системы интересам экономики, а не наоборот. Случилось, однако, то, что финансы превратились в новый метод ведения войны – внешне менее кровавой, но имеющей те же цели, что и викинги тысячу лет назад, когда совершали набеги на прибрежные чужие территории: захват земель, залежей полезных ископаемых, инфраструктуры и всего того, что могло обеспечить регулярный поток поступления доходов. Именно для оценки и капитализации их стоимостей Вильгельм Завоеватель создал после 1066 года «Кадастровую книгу» - образец расчётов в стиле ЕЦБ и МВФ.

Подобное присвоение экономической прибыли с целью осуществления выплат банкам представляет собой для большинства европейцев настоящий переворот их традиционных ценностей. Введение плана жёсткой экономии и сворачивание социальных программ влечёт за собой необходимость убеждения избирателей в отсутствии альтернативы. Звучат заявления о том, что при отсутствии прибыльного банковского сектора (хищнический характер которого не имеет в данном случае значения) экономика рухнет, поскольку потери банков, возникшие в результате непогашенных кредитов и биржевых спекуляций, потянут вниз всю систему расчётов. В этом случае не помогут ни органы государственного регулирования, ни лучшая налоговая политика – ничего, кроме передачи контроля лоббистам с целью спасения банков от потерь по их финансовым требованиям, которые они сами же и создали. Что нужно банкам – это превращение экономической прибыли в выплачиваемые им проценты по займам, а не инвестирование её в социальные программы, повышение уровня жизни или создание новых инвестиций. Финансы живут короткими сроками. Эта недальновидность обречена на провал, однако, упорно выставляется как научно обоснованная. Альтернатива, как уверяют избирателей – это путь к крепостной зависимости: вмешательство финансового регулирования и прогрессивного налогообложения в действия «свободных рынков».

Альтернатива, конечно, существует. Это то, что схоласты европейской цивилизации пытались создать начиная с 13 века, в эпоху Просвещения и расцвета классической политической экономии: экономику, свободную от непроизводственного дохода и личных интересов, пользующихся монопольным правом «извлечения ренты». В руках неолибералов свободный рынок является свободным только для пользующегося налоговыми преимуществами класса рантье, извлекающего для себя проценты, экономическую ренту и монопольные цены. Деловые круги рантье представляют своё поведение как эффективное «создание состояния».  Бизнес-школы учат приватизаторов методам оформления банковских займов и финансированию путём выпуска облигаций, отдавая в залог всё, с чего можно взимать плату за услуги общественной инфраструктуры, продаваемые государством. Смысл заключается в получении данного дохода банками и держателями облигаций в виде процентов, а затем получения дохода от прироста капитала, увеличив плату за доступ к дорогам, портам, пользование водопроводной и канализационной системами и другими основными услугами. Правительствам говорится, что экономика может стать более эффективной при условии сворачивания государственных программ и продажи его активов.

Никогда ещё разрыв между мнимой целью и фактическим эффектом не достигал лицемерия такого масштаба. Получая проценты по займам и доходы от прироста капитала, освобождённые от налогов субъекты лишают государство доходов от плат за пользование, что увеличивает дефицит бюджета. Вместо способствования стабильности цен (мнимой первостепенной задачи ЕЦБ) приватизация влечёт за собой рост цен на инфраструктуру, коммерческую деятельность, жильё и другие факторы стоимости жизни, получая прибыль путём повышения процентов по займам и других накладных расходов, а также заработных плат своих менеджеров. Поэтому заявление о том, что данная политика является более эффективной просто потому, что деньги занимают приватизаторы, а не государство, имеет чистой воды идеологическую подоплёку.

Не существует никакой технологической или экономической необходимости в том, чтобы европейские финансовые менеджеры переносили тяготы кризиса на такое большое число населения. Однако для банков, получивших контроль над экономической политикой ЕЦБ, существует великолепная возможность сорвать большой куш. Начиная с 1960-х годов кризисы платёжного баланса предоставляли банкам и ликвидным инвесторам удобный случай взять в свои руки контроль над бюджетно-налоговой политикой – перенести налоговое бремя на налогоплательщиков и свернуть расходы на социальные программы в пользу субсидирования иностранных инвесторов и финансового сектора. Они только выигрывают от политики жёсткой экономии, которая нацелена на понижение уровня жизни и сокращение социальных выплат. Долговой кризис позволяет отечественной финансовой элите и иностранным банкам втянуть в долги остальную часть общества путём использования своих кредитных льгот (или накоплений) в качестве рычага для захвата активов и навязывания долговой зависимости всему населению.

Такого рода военные действия, охватывающие в данный момент Европу, выходят далеко за рамки экономической политики. Они угрожают приходу к власти финансовых олигархий. Для такого смелого захвата активов и власти необходим кризис, который приостановил бы действие существующих политических и демократических законодательных процессов. Политическая паника и анархия влекут за собой вакуум, в котором захватчики могут действовать быстро, используя риторику финансовой дезинформации и барахольной экономики, чтобы обосновать своекорыстные решения создавшейся проблемы путём ложного представления истории экономики, что сегодня происходит в особенности в случае с Германией.

 *                      *                      *

У государств нет необходимости занимать деньги у коммерческих банков или других заимодавцев. Начиная с момента основания Банка Англии в 1694 году центральные банки всегда печатали деньги для финансирования расходов на общественные нужды. Банки тоже выдают кредиты свободно – когда они кредитуют расчётный счёт клиента в обмен на долговое обязательство с указанием размера процента. Сегодня эти банки могут поддерживать свои резервы путём займа в государственном центральном банке по низкой годовой ставке (0,25% в США) и затем выдавать кредиты уже по более высоким процентным ставкам. Однако когда дело касается эмиссии денег для финансирования бюджетного дефицита государства, банки не прочь забрать этот рынок себе и заработать на нём проценты.

Европейские коммерческие банки непреклонно выступают против того, чтобы ЕЦБ финансировал государственные бюджетные дефициты. Однако выдача частных кредитов необязательно влияет на рост инфляции меньше, чем монетизация бюджетного дефицита самим государством путём денежной эмиссии. Большинство коммерческих займов выдаются под залог недвижимости, акций и облигаций, таким образом, кредиты используются для поднятия планки цен на жильё и на финансовые бумаги (как в случае приобретения компаний за счёт заёмных средств). Государства могут избежать выплат процентов по займам, дав команду своим центральным банкам начать денежную эмиссию на их компьютерах, а не путём взятия займа у банков, которые проведут те же операции, но уже на своих компьютерах (Абрахам Линкольн просто печатал доллары, когда для финансирования гражданской войны ему требовались бумажные деньги).

Банки хотят использовать свою привилегию выдачи кредитов и получения с них процентов, получив возможность финансировать государственные бюджетные дефициты. Поэтому они кровно заинтересованы в ограничении «государственного варианта» монетизации бюджетного дефицита. С целью обеспечить себе монополию на выдачу кредитов банки развернули масштабную кампанию по дискредитации правительственных расходов и власти правительства в целом, которое, по сути, является единственной структурой власти, обладающей достаточными полномочиями для осуществления контроля над банками или обеспечения существования альтернативных государственных финансовых вариантов, как, например, почтовые сберегательные кассы в Японии, России и других странах. Это конкуренция между банками и правительством объясняет появление ложных обвинений относительно того, что выдача государственных кредитов влечёт за собой более высокий темп инфляции, чем выдача кредитов коммерческими банками.

Реальность становится понятной, если сравнить методы государственного финансирования в США, Великобритании и Европе. Казначейство США является самым крупным должником в мире, и его крупнейшие банки имеют отрицательный капитал, неся перед своими вкладчиками и другими финансовыми институтами обязательства на гораздо бóльшие суммы, чем могут покрыть их ссудные и инвестиционные портфели, а также ассортимент махинаций на бирже. И несмотря на это, по мере усиления глобальной финансовой паники институциональные инвесторы вкладывают свои деньги в облигации Казначейства США и так усиленно, что ставка доходности по этим облигациям теперь составляет менее 1%. Четверть рынка недвижимости США имеет отрицательную остаточную стоимость, американским штатам и городам угрожает банкротство, и они вынуждены сокращать свои расходы. Крупные компании становятся банкротами, пенсионные программы всё больше увязают в долгах, и несмотря на всё это экономика США остаётся магнитом для вкладчиков со всего мира.

Британская экономика также подаёт признаки неустойчивости, однако, правительство страны платит всего 2% по своим кредитам. Европейские же страны платят теперь свыше 7%, поскольку у них отсутствует «государственный вариант» эмиссии денег. США и Великобританию отличает от Европы тот факт, что Федеральный Резервный Банк или Банк Англии может начать денежную эмиссию для покрытия процентов по своим займам или рефинансирования своего долга. Никто не требует от этих стран продажи их государственных земель или других активов (хотя они и могут на это пойти), с тем чтобы найти деньги для выплат кредиторам. Учитывая тот факт, что Казначейство США и Федеральный Резерв имеют право на осуществление денежной эмиссии, можно сделать вывод, что до тех пор, пока государственный долг выражается в долларах, они могут печатать  на своих компьютерах достаточно долговых расписок, и единственный риск для держателей облигаций Казначейства будет состоять в изменении обменного курса доллара.

В Европе всё по-другому. Еврозона имеет свой центральный банк, но статья 123 Лиссабонского договора запрещает ЕЦБ то, для чего, собственно, и создаются центральные банки: денежную эмиссию для финансирования государственных бюджетных дефицитов или рефинансирования их подлежащих уплате долгов. Историки будущих поколений, несомненно, сильно удивятся, что существует разумное объяснение такой политике, по крайней мере, есть нечто вроде претензии на неё. Оно настолько хлипкое, что любой студент исторического факультета поймёт, насколько оно извращено. Итак, суть, оказывается в том, что если центральный банк будет выдавать кредиты, то это явится угрозой для стабильности цен. Инфляцию увеличивают только государственные расходы, частные кредиты тут не при чём!

Администрация Клинтона сбалансировала госбюджет в конце 1990-х годов, и несмотря на это экономический пузырь лопнул.  С другой стороны, после сентября 2008 года Федеральный Резерв и Казначейство влили в экономику 13 триллионов долларов, а прошлым летом ещё 800 миллиардов долларов в рамках программы «Количественного ослабления» Федерального Резерва  (Quantitative Easing program (QE2). И несмотря на это потребительские и товарные цены не поднялись. Не произошло даже завышения цен на недвижимость или курса ценных бумаг на фондовой бирже. Поэтому представление о том, что увеличение денежной массы повлечёт за собой завышение цен, сегодня несостоятельно.
Долг создают коммерческие банки – это их продукт. Долговой леверидж (рост доходности собственных средств в том случае, если капиталовложение или компания частично финансируются за счет заимствованных средств) использовался для завышения цен в течение более десяти лет, делая для американцев жильё и пенсионное обеспечение всё более дорогостоящими. Но сегодня экономика страдает от долговой дефляции (объём расходов падает в связи с тем, что долг частных лиц и фирм слишком велик) по мере того, как личный доход, налоговые поступления и доходы от коммерческой деятельности направлены на обслуживание долга, а не на приобретение товаров или инвестирование в рабочую силу.

Ещё более поражает искажение истории Германии, бесконечное повторение которого как-будто должно заставить людей начисто забыть то, что на самом деле происходило в 20 веке. Представители ЕЦБ рассказывают, насколько опрометчивым шагом была бы выдача займов государству центральным банком, и ссылаются на риск гиперинфляции, взывая к памяти события  Веймарской инфляции в Германии 1920-х годов. При более пристальном изучении, эти рассказы оказываются тем, что психиатры называют «имплантированной памятью» - состояние, при котором пациент уверен в том, что перенёс травму, реальность которой существует только в его воображении.

События, имевшие место в 1921 году, не являются тем случаем, когда правительство берёт в долг у центрального банка деньги для финансирования своих социальных программ, выплат пенсий или обеспечения услуг здравоохранения, как это происходит сегодня. Наоборот, обязательства Германии выплатить военные репарации привели к тому, что Рейхсбанк наводнил внешние валютные рынки немецкими марками для покупки иностранной валюты, с тем чтобы приобрести фунты стерлинги, французские франки и другую валюту для  выплат союзникам, которые в свою очередь превратились в результате Первой Мировой Войны в должников США. Причиной гиперинфляция в Германии стало поставленное перед ней обязательство выплатить репарации в иностранной валюте. Никакое внутреннее налогообложение не могло увеличить валютный резерв до размеров, предусмотренных  к выплате. В 1930-х годах этот феномен был уже хорошо изучен и объяснён Кейнсем и другими экономистами, которые проанализировали структурные ограничения погашения внешнего долга, наложенного без учёта состояния текущего бюджета в национальной валюте.

Сегодняшние сочинения «сторонников свободного рынка» в духе монетаристской доктрины (в основном Дэвида Рикардо) не учитывают размеры внешней и внутренней задолженностей, как-будто «деньги» и «кредит» являются активами для бартерного обмена. Но банковский счёт или иная форма кредита означает задолженность на другой стороне баланса. Задолженность одной стороны означает сбережения другой, и большинство сбережений в настоящее время даются взаймы под проценты, поглощая деньги из нефинансовых секторов экономики. Дискуссия принимает упрощённую форму отношения между денежной массой и уровнем цен, причём, потребительских цен, а не цен активов. В своём стремлении выступить против государственных расходов, а на самом деле выдвинуть на правительственные посты своих финансовых стратегов, неолиберальные монетаристы не принимают во внимание  долговое бремя, наложенное сегодня на Латвию, Исландию, Ирландию, Грецию, Италию, Испанию и Португалию.

В случае если евро потерпит крах, ответственность за это будет лежать на правительствах, взявших на себя обязательства погасить долги заимствованными деньгами, а не эмитированными собственным Центробанком. В отличие от Соединённых Штатов и Великобритании, которые могут выдать кредит Центробанка через свои компьютеры, чтобы избежать сокращения роста или неплатёжеспособности своих экономик, Европейский Центробанк сделать этого не может, поскольку конституция Германии и Лиссабонский договор этого не разрешают.

В результате правительства еврозоны вынуждены занимать деньги у коммерческих банков под проценты, что даёт последним возможность создать кризис, который будет угрожать выходом стран из еврозоны в том случае, если они не будут подчиняться «условиям проведения определённой экономической политики», что быстро превращается в новый вид войны финансов против трудящихся.


Ограничение в правах ЕЦБ с целью лишения национальных правительств их права денежной эмиссии

Первый из трёх признаков государственности – это право на осуществление денежной эмиссии. Второй – право на сбор налогов. Оба этих полномочия находятся в стадии передачи от демократически избранных представителей финансовому сектору. Третий признак – право объявления войны. То, что происходит сегодня, равнозначно военным действиям ПРОТИВ правительства. Это, прежде всего, финансовый вид военных действий, целями которых являются, как и на протяжении всей истории, земли и залежи полезных ископаемых, за пользование которыми будет браться аренда в качестве дани; государственная инфраструктура, за пользование которой будет браться аренда в виде платы за доступ; и, наконец, любые предприятия или активы, находящиеся в собственности государства.

В ходе этих «финансолизированных» военных действий правительства используются против собственных народов в качестве агентов для принудительного обеспечения исполнения указаний финансовых завоевателей. Мы были свидетелями того, как МВФ и Всемирный Банк навязали политику жёсткой экономии латиноамериканским диктаторам, африканским военным племенным вождям и другим клиентским олигархиям в период 1960-1980-х годов. Сегодня это происходит с Ирландией, Грецией, Испанией и Португалией.

Когда долги не могут быть уплачены или рефинансированы, кредитор вступает во владение имуществом должника. Для государства это означает приватизацию его имущества. Помимо присвоения собственности приватизация нацелена на замену занятых в государственном секторе трудящихся на не состоящую в профсоюзах рабочую силу, имеющую меньше пенсионных прав, прав на здравоохранение или ограниченное права голоса в отношении условий труда. Старая добрая классовая борьба, таким образом, снова на повестке дня – с отличительной финансовой чертой. Долговая дефляция, сокращающая рост экономики, способствует ослаблению возможности трудящихся отстаивать свои права.

Кредиторы также получают в свои руки контроль над бюджетно-налоговой политикой. При отсутствии всеобщего европейского парламента, уполномоченного на установление налоговых правил, фискальная политика переходит ЕЦБ. Действуя в интересах банков, ЕЦБ, похоже, благосклонно смотрит на отказ от прогрессивного налогообложения, к которому стремились в 20 веке. И как ясно дали понять американские финансовые лоббисты, требования кредиторов к правительству заключаются в переклассификации государственных социальных обязательств в «платы пользователя», финансирование которых будет осуществляться банками путём удержания вычетов из заработной платы. Перенос налогового бремени с недвижимости и финансов на трудящихся и «реальную» экономику угрожает, таким образом, сверх приватизационного захвата превратиться ещё и в налогово-бюджетный.

Это самоубийственная недальновидность. Ирония заключается в том, что бюджетный дефицит стран PIIGS - Португалии, Италии, Ирландии, Греции и Испании – в значительной степени проистекает из освобождения собственности от налогообложения, и дальнейший перенос налогового бремени вместо стабилизации госбюджетов только ухудшит положение. Но банкиров интересует только то, что они могут заработать за короткий период времени. Они знают, что любые доходы от недвижимости и коммерческой деятельности, от которых отказались сборщики налогов, являются «свободными» для превращения в процент по займам. Британский премьер-министр Кэмерон заявил, что ещё более масштабное сворачивание правительственных расходов по образцу политики Тэтчер-Блэра высвободит для частного бизнеса больше трудовых ресурсов. Бюджетные сокращения, действительно, лишат часть трудящихся работы или, по крайне мере, вынудят её согласиться на низкооплачиваемый труд, имея при этом меньше прав. Но урезание государственных расходов повлечёт за собой сокращение также и коммерческого сектора, ещё более усугубляя налогово-бюджетные и долговые проблемы, увлекая экономику во всё более глубокую рецессию.

Сегодняшний экономический кризис является вопросом выбора политического курса, а не неотвратимости. Как саркастически заметил Рам Эммануэль, руководитель администрации Обамы: «Кризис – это слишком благоприятный случай, чтобы его упускать». Самым логичным объяснением в таком случае будет то, что определённые круги имеют с него выгоду. Экономическая депрессия увеличивает рост безработицы и способствует уменьшению прав состоящих и не состоящих в профсоюзах трудящихся. В США начинает наблюдаться тяжёлое положение госбюджета и местных бюджетов (по мере того, как субъекты объявляют себя банкротами), когда первые урезания отражаются на прекращении выплат пенсионных платежей. Финансовая аристократия получает свои деньги, оставляя трудящееся население без накоплений и обещаний, зафиксированных в трудовых контрактах и пенсионных программах наёмных работников. Большая рыба съедает маленькую рыбку.

Похоже, что, в представлении финансового сектора, это и есть хорошее экономическое планирование. Но оно ещё хуже, чем план с нулевым исходом, при котором выигрыш одной стороны является потерей для другой. Рост экономик в целом сократится и повлечёт изменения их форм, всё более увеличивая разрыв между кредиторами и должниками. Демократическая экономика уступит место финансовой олигархии, полностью изменив ход экономической истории прошлых столетий.

Действительно ли Европа готова пойти на такой шаг? Понимают ли её граждане, что лишение государств права денежной эмиссии повлечёт за собой передачу этого исключительного права банкам в виде монополии? Сколько аналитиков пришли к почти неизбежному умозаключению: на горизонте передача экономического планирования и предоставление кредитов в руки банков?

Создавшаяся серьёзная проблема никуда не уйдёт даже в том случае, если правительства примут «государственный вариант», который позволит денежную эмиссию для монетизации бюджетных дефицитов и обеспечит экономике продуктивный кредит для воссоздания инфраструктуры. Как избавиться от существующих накладных расходов по долгам, лежащих на экономике мёртвым грузом? Банкиры и поддерживаемые ими политики отказываются списать долги, чтобы определить платёжеспособность. Законодатели не подготовили легальных процедур  по списанию долгов, за исключением «Закона об отчуждении имущества с целью обмана кредиторов» штата Нью-Йорк, который санкционирует списание долгов в том случае, если заимодавец предоставил ссуду без предварительного удостоверения в платёжеспособности должника.

Банкиры не хотят нести ответственности за непогашенные займы. Отсюда финансовая проблема – что должны делать правящие круги в случае настолько безответственного поведения банков при предоставлении ими кредитов? Кто-то должен нести потери. Должно ли это быть общество в целом или только банкиры?

Данную проблему банкиры решать не готовы. Они с готовностью переносят её на плечи правительств, обсуждая это в таком ключе – как правительства могут осуществить «реституцию». То, что банки называют «решением» проблемы безнадёжных долгов – это получение от правительств хороших облигаций  за  не столь хорошие займы («наличные в обмен на мусор»), полностью оплачивать которые будут налогоплательщики. Организовав колоссальное преумножение своего богатства, банкиры теперь хотят взять свои деньги и сбежать, оставив экономику под завязку в долгах. Доходы от кредитов, которые должники выплатить не в состоянии, будут перенесены на всю экономику в целом, значительно увеличивая стоимость жизни и затраты на коммерческую деятельность.

Отчего «реституция» должна быть предоставлена банкам за счёт сокращения роста остальной экономики? Ответ банков – задолженности существуют перед пенсионными фондами, клиентами банков, имеющих в них свои депозиты, и вся система рухнет, если правительства не будут платить по долговым обязательствам. Прижатые к стенке банкиры, однако, признают, что они застрахованы от рисков – имеют обеспеченные залогом долговые обязательства и другие свопы на случай неисполнения. Страховщиками выступают в основном банки США, и американское правительство оказывает на Европу давление, чтобы та не допустила дефолта, иначе пострадает банковская система США. Таким образом, клубок долговых проблем принимает политический характер международного масштаба.

Поэтому путём наименьшего сопротивления для банкиров будет поддержание иллюзии о том, что они не должны соглашаться на дефолт по не подлежащим погашению долгам, возникновению которых они сами же и содействовали. Кредиторы всегда настаивают на сохранении связанных с долгом накладных расходов – правительства могут просто сократить другие траты, одновременно подняв налоги частных лиц и нефинансовых компаний.

Причина, по которой это не сработает, заключается в том, что получение денег в погашение сегодняшнего исполинского долга будет означать нанесение вреда лежащей в основе всего «реальной» экономике, что ещё усугубит её неплатёжеспособность. То, что начиналось как финансовая проблема (безнадёжные долги) теперь превратилось в налогово-бюджетную проблему (безнадёжные налоги). Налоги представляют собой плату за коммерческую деятельность, точно также как платой являются проценты по долгу. Обе платы должны быть отражены в ценах продукта. Когда на налогоплательщиков надеты хомуты как налогов, так и долгов, у них остаётся меньше свободного дохода, который они могут потратить на товары потребления. В результате рынки сокращаются, давление на рентабельность отечественных предприятий возрастает. Подобная комбинация может превратить любую страну в производителя с высокими издержками производства и менее конкурентоспособного на глобальном рынке. Такого рода финансовое планирование, сопровождающееся изменением налогово-бюджетной политики, ведёт к деиндустриализации. Эмиссия межправительственных необеспеченных денег ЕЦБ или МВФ не затрагивает долгов, сохраняя при этом богатство и экономический контроль в руках финансового сектора. Банки могут получить погашение задолженностей по сверх заложенному имуществу только в том случае, если должники освобождены от некоторых налогов на недвижимость. Увязшие в долгах промышленные компании могут погасить свои долги, только уменьшая пенсионные обязательства перед своими работниками, расходы на здравоохранение и заработные платы своим работникам или же налоговые платежи государству. На практике «погашение задолженностей в срок » оказывается долговой дефляцией и общим спадом роста экономики.

Таков бизнес-план финансистов. Передача налоговой политики и централизованного планирования в руки банкиров представляет собой противоположность тому, что входило в понятие свободного рынка на протяжении нескольких прошедших столетий. Классические задачи заключались в сведении до минимума накладных расходов по долгам, обложении налогом получаемой за землю и полезные ископаемые ренту и сохранении монопольных цен в соответствии с фактической стоимостью производства («стоимость»). Банкиры же всё больше и больше ссужали деньги под доходы, которые, по мнению экономистов свободного рынка, должны были составлять естественную налоговую базу.

Таким образом, кто-то должен уступить. Будет ли это либеральная экономическая философия прошедших столетий, отказывающаяся в пользу банкиров от планирования экономических прибылей? Или общество будет отстаивать классическую экономическую философию, принципы Прогрессивной Эры и социальное формирование финансовых рынков с целью стимулирования долгосрочного экономического роста, сопровождающегося минимальными расходами на проживание и коммерческую деятельность?
 

Комментариев нет:

Отправить комментарий